12 ДЕКАБРЯ 2011 г.
ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ
Давным-давно
(в прошлый вторник) я включил телевизор, чтобы увидеть «картинку» событий на
Триумфальной — массовых беспрецедентных протестов и задержаний посреди Москвы.
Включил CNN,
сверил их «картинку» с той, которую целый день крутили по BBC и
«Евроньюсу»…
А потом я
щелкнул на Первый канал. Не за информацией, разумеется, не первый день на
Родине, — просто в свете новой реальности за окном, захотелось понять новую
меру позора и сверить ее с мерой позора ВГТРК...
Обе меры были
— полными, позор — безоговорочным.
Понедельничных событий — просто не было! Были «Наши», праздновавшие какую-то
«чистую победу», был Путин, осчастлививший Пушкинский музей посещением выставки
Караваджо… — в общем, все как обычно. Язык уже повернулся было на привычные
недлинные обороты в адрес телевизионного российского начальства, но что-то
остановило его.
И вот что его
остановило: голоса, которыми молчало
о произошедшем телевидение, были голосами молодых и совершенно незнакомых мне
людей. Это был не Константин Эрнст, вот ей-богу! И не Добродеев с Кулистиковым.
Это были совсем новые люди, по большей части подросшие как раз за то время, что
я стал не вхож в Останкино.
И мне
показалось, что мне есть что им сказать. Ну и говорю, собственно.
Братцы и сестрицы!
К вам обращаюсь я, юные коллеги мои, во всех смыслах бывшие… Не с нравственной проповедью, а с
практическим соображением вот какого свойства.
Жизнь,
ребятки, может оказаться длинной, значительно длиннее любого авторитарного
режима, и при выборе стратегии это следует учитывать.